Not for sale. Just for fun/ Подрабатываю натурщицей [я & систер упрлс][извращал и каннибал]
Это написал ЖЖ френд svart_ulfr (всячески рекомендую)
Хорошая сказка - где-то аутентная, а где-то насквозь постмодернисткая, полная современных злых смыслов.

Любовь сыновей Адама к девам Народа Холмов редко кончается добром. Поохотившись с кречетом, ты не пожелаешь ездить в поля с дербником или пустельгой, а после сарацинского скакуна тебе не захочется пересесть на гунтера. Так и с Дивным Народом. Полюбивший чародейку смертный обречен ее потерять – и тогда он или уйдет на поиски той, кого никогда не сможет забыть, или зачахнет под гнетом воспоминаний, как дерево под снегом, или медленно сойдет с ума и умрет, проклиная ту, что отравила его жизнь своим сладким ядом.Закат накануне Иванова дня они встречали втроем – Тьерри Дюбуа, младший сын рыцаря Жерара, владетельного сеньора этих мест, Дональд, милостью Божьей менестрель при дворе его отца, и Гафт, старый волкодав рыцаря.
Дональд подслеповато щурился, подтягивая колки лютни, перебирал струны и порой бурча л себе под нос, Тьерри сосредоточено приматывал к древку лезвие рогатины – Жерар, пусть и дальний потомок норманнов Вильгельма, воспитывал сыновей по-старому, считая уход за оружием делом, не унижающем достоинства даже знатного сеньора. Гафт же без затей дремал на вечернем солнышке, лишь иногда тихо поскуливая во сне.
Первым молчание нарушил Тьерри:
- Уф-ф, вроде закончил. Черт бы унес того кабана, что сломал древко – из-за проклятой твари провозился весь вечер.
- Погоди, вот услышит тебя отец Альберт, да наябедничает отцу. Сколько раз говорить тебе – не чертыхайся вслух, - с показной суровостью проворчал старик, откладывая лютню. – Похоже, завтра придется мне менять струны, - вот и займусь, пока вы с отцом будете в полях.
- Клянусь святым Дунстаном, завтра я отомщу кабаньему племени за поломанную рогатину – на пробу взмахнув рогатиной, провозгласил Тьерри.
- И давай поменьше клятв – ни к чему это, - настроение менестреля, похоже, напрямую зависело от суммы затраченных впустую усилий. – Или Альберт не рассказывал тебе о том, что Господь карает за клятвопреступление?
- Какой ты мрачный, Дональд, прямо как сыч на солнце, - звонко рассмеялся юноша. – Альберт многое рассказывает мне, - почему-то именовать священника «отцом» собеседники не дали себе труда, - но это так непохоже на твои сказки…
- Они не мои, Тьерри, - покачал головой менестрель, - о, нет. Я слышал их от своего отца, а тот от деда, а уж откуда знал их дед, я не знаю. Не иначе, наш род знал эти предания со времен, когда Народ Холмов жил по соседству с нами.
- Народ Холмов.._- задумчиво протянул Тьерри. _ Интересно, откуда они все таки взялись. Альберт рассказывал что-то о язычниках, чересчур хороших для ада, но рая не заслуживших…
- Разное говорят об этом, мой мальчик – Тьерри не обратил не малейшего внимания на фамильярность старика – возможно, в силу привычки. – Кто говорит, как и Альберт, о душах добрых язычников, кто-то, как и мой дед, - о том, что волшебный народ жил здесь задолго до появления сынов Адама, кто-то считает их порождением Дьявола – хотя они и были здесь задолго до основания Гластонберри. Да и не в этом суть. Будь они язычниками, христианами, или сатанинским отродьем, - старик размашисто перекрестился, его примеру последовал и мальчик, - добрым людям стоит держаться от них подальше.
- Почему, Дональд? Неужели все они так ненавидят людей, или так кровожадны? Ты ведь сам рассказывал мне, что среди них есть благородные рыцари, прекрасные дамы, искусные музыканты и умелые мастера..
- Все верно, - кивнул Дональд, - но ты забываешь о главном, Тьерри. Они не люди. Их клятвы и обещания, которые они дают нам, невесомы как листва на осеннем ветру – ведь не будешь же ты, к примеру, держать клятву, данную тобой Гафту? – услыхав свое имя, пес удивленно приоткрыл глаза и пару раз дернул хвостом.
- Нет, но…
- Вот и они не будут, - перебил менестрель Тьерри. - Даже если они не злы по сути своей, то покуражиться над нами они никогда не упустят случая. Но и промеж собой они дружны, как волк и лисица – Народ Холмов враждует с горными карлами, черные псы гоняются за блуждающими огоньками, а Дикий Охотник убивает лесных дев..
- А почему он охотится за ними, Дональд?
- О, это долгая история, - усмехнулся старик. – Окажу-ка я услугу отцу Альберту и покажу тебе, как плохо давать дурные клятвы.
- Когда-то давно, - напевно , искусно перекатывая слова, повел свой рассказ Дональд, - когда и отца моего деда еще не было на свете, жил где-то в западных графствах славный парень Мэттью. Послушать жителей запада, так все лучшее на свете находится в тамошних краях, но тут случай и впрямь особый. Был он лесничим, да таким мастером своего дела, что тамошнему лорду на него не нарадоваться, да и вилланы, даром что не позволял им лишнего, хвалили его за лихость и храбрость. По следу хоть весь день мог идти, вепря брал один на один, собак понимал так, что нашему Уолтеру и не снилось. С людьми, правда, был неуживчив, но как по мне, - для лесничего в том нет большого порока.
Славный был парень, да угораздило его как-то раз повстречать в холмах деву из Народа Холмов…
- А она была красивая?
- Не знаю, Тьерри. Разное о ней говорят. Кто-то – о серебряных волосах и кречете на руке, другие – про зеленый плащ и ее белую кобылицу. Народ Холмов и верно, красив – но это красота льда под зимним солнцем, которая пропадает, когда ты берешь в руки льдинку.
Рассказывают, что Мэттью встретил ее в холмах, где она охотилась, и после того семь лет никто из людей не видел его. Верно, парень ей приглянулся , и она взяла его с собой в Волшебную страну.
Ты ведь слышал истории о Томасе из Эрсилдуна, или о Диком Эдрике. Любовь сыновей Адама к девам Народа Холмов редко кончается добром. Поохотившись с кречетом, ты не пожелаешь ездить в поля с дербником или пустельгой, а после сарацинского скакуна тебе не захочется пересесть на гунтера. Так и с Дивным Народом. Полюбивший чародейку смертный обречен ее потерять – и тогда он или уйдет на поиски той, кого никогда не сможет забыть, или зачахнет под гнетом воспоминаний, как дерево под снегом, или медленно сойдет с ума и умрет, проклиная ту, что отравила его жизнь своим сладким ядом.
Так вышло со многими, но не с Мэттью, о нет. С ним все было иначе…
..Когда кони поднялись на меловой холм, она первой нарушила затянувшееся молчание:
- Ну вот и все, Мэттью. Семь лет подошли к концу. Ты ведь помнишь наш уговор, надеюсь?
- Век бы мне о нем не слышать, - зло бросил ее спутник, дернув повод так, что его вороной от неожиданности дернулся и укоризненно покосился на хозяина. – Верно я понимаю, что больше тебя никогда не увижу?
- Да. Это ни к чему ни мне, ни тебе.
- Почему ты уходишь? Зачем тебе это? Ведь я бы с радостью умер подле тебя, - в голосе лесничего звучало отчаяние.
- Мне не нужна твоя смерть. Но и жить подле меня ты не сможешь. Мэттью, ведь я помню еще пришедших на остров римлян и переживу правнуков ваших королей. Люди столько не живут, а бессмертным тебя я не сделаю. Эти семь лет были славным временем, но продлить их я не могу.
- Вернешься к своему мужу?
- Едва ли, - когда голова качнулась, в самоцветах венца блеснули лучи заходящего солнца. – Мой царственный супруг наслаждается жизнью и без меня. Но не буду лгать, в одиночестве я не останусь.
- Лжешь, – вороной опять всхрапнул и дернул головой, пытаясь ослабить рывок поводьев.
- Народ Холмов никогда не лжет. К чему нам это… Ложь – удел детей Адама.
- Да Дьявол тебя побери с такой правдой!
- Ты знал, на что идешь, Мэттью, не веди себя как обиженный ребенок - в журчащем ручейке голоса зазвенели льдинки. – Сумей остаться в моей памяти сильным и гордым – как тот юноша, которого я повстречала в этих холмах.
- А что это изменит? - Мэттью сгорбился в седле, словно на плечи ему вдруг упал тяжелый медвежий плащ. – Ведь ты все равно покинешь меня…
- Я могу сделать так, что ты станешь зятем здешнего лорда…Не помню, как его зовут – по лицу женщины проскользнула мимолетная улыбка – ведь ваши вожди сменяются чересчур быстро для нас.
- После тебя взглянуть на смертную женщину.. Леди, верно шутит, - а вот улыбка на загорелом лице напоминала волчий оскал.
- Что ж, не буду настаивать, - небрежно пожала она плечами. – Ты остаешься хорошим следопытом и охотником – любой сеньор будет счастлив появлению в своих землях такого человека, только держи язык за зубами. А теперь прощай, Мэттью.
Лучи заходящего солнца заиграли на зелени платья, когда белая кобылица начала спуск с холма.
-А теперь ты послушай меня, эльфа, - в голосе Мэттью было что-то такое, от чего ее рука сама потянула повод на себя. – Послушай, и крепко запомни то, что я скажу. Ты выкидываешь меня, как поломанную стрелу, выбрасываешь меня за порог, как больного пса. Но я не игрушка в твоих руках, леди, и мне плевать на те игры, к которым привык твой народ. Видит Бог, я хотел быть псом у твоих ног, кречетом на руке и стрелой в твоем колчане. Ты прогоняешь меня прочь – так берегись.
- Мне – бояться тебя? Мэттью, ты всегда умел меня позабавить, - улыбка, как лед под зимним полуденным солнцем.
- Теперь ты будешь потешать меня, эльфа, - хрипящий жеребец был бы рад убежать прочь, чуя лютую злобу своего седока – звери чуют такие вещи куда лучше, чем люди. – Я ушел от людей к твоему народу – вернуться назад у меня не выйдет. Я любил тебя больше жизни – для тебя это было очередной забавой. Меня не услышит Бог, так пусть мою волю выполнит Дьявол…
- Продолжай, - кречет вскрикнул и замахал крыльями. – Это становится весьма и весьма интересным.
- Я убил бы тебя прямо здесь – но я знаю - мой нож не причинит тебе вреда, мои псы не смогут пройти по твоему следу, а конь проскачет мимо тебя, как сквозь паутину по осени
- А, так ты тоже хочешь убить меня. Забавно – со времен Брана Благословенного ничто не поменялось. Ты не первый и не последний, Мэттью..
- О нет, благородная леди, я первый и последний, - пальцы Мэттью до хруста сжали поводья. – Я не стану тосковать о тебе и издыхать, как раненная лиса в норе. Моя задумка получше. Я отдаю себя во власть того, кто охотится ночью в холмах, чьи псы белы, а стрелы не знают промаха. Тому, кого боится даже твое племя. Тому, кто поймет мою страсть к охоте – и оценит выбранную мною добычу. Кого я славно потешу веселой травлей…
- Ты не посмеешь.. – в голосе страх. Такое непривычное, позабытое – а то и вовсе незнакомое жителям Волшебной страны чувство.
- Не посмею? Я? – веселая злоба, с грохотом разбивающая остатки здравого смысла.- Услышь меня, Владыка Охоты, услышь и исполни мою волю. Я был человеком – но это в прошлом, теперь я – стрела в твоем колчане, пес у твоего стремени и подкова твоего скакуна. Я отдам тебе все, – а взамен я прошу у тебя одного: мести! Услышь меня, Охотник – ведь ты знаешь, как это сладко – идти по следу зверя, видеть ужас в глазах добычи и мановением руки вырывать из трепещущего тела душу…
Где-то далеко в холмах завыл волк. Слишком рано для простого хищника. Похоже, желание лесничего услыхали…
- Говорят, - прикрыв глаза, продолжал свой рассказ Дональд, - что псы Мэттью превратились в змей, глаза коня запылали алым огнем, а у всадника над головой проросли ветвистые рога. Возможно, это и выдумки, но доподлинно известно – с тех пор Дивный народ страшится появляется в зеленых холмах вечерней порой. Тем из них, кто встретит Мэттью после заката солнца, не позавидуешь. А особенно девам холмов, что вынуждены расплачиваться за совершенную когда-то женщиной из их рода ошибку. Мэттью был неистов в любви и на охоте – и видит Бог, глупым было считать, что за семь лет дикий волк превратится в ручного зверя - то, как она поступала с прежними своими любовниками, оказалось для него неподходящим. Грешно говорить так, но самым мудрым для той девы было убить его, или погрузить в вечный сон. Но народ Холмов редко меняет свои привычки
- Дональд. А он все таки убил…ее? – нарушил затянувшееся молчание Тьерри.
- Не знаю, Тьерри. Не буду лгать тебе, мой мальчик..
Когда Гафту надоело затянувшееся молчание, он встал, потянулся и побрел через двор. И то правда – за сказкой Дональд и Тьерри не заметили, как начало темнеть. Как ни долог летний день, его все равно сменяет ночь.
А ночью в зеленых холмах всякое может случиться..
Хорошая сказка - где-то аутентная, а где-то насквозь постмодернисткая, полная современных злых смыслов.

Любовь сыновей Адама к девам Народа Холмов редко кончается добром. Поохотившись с кречетом, ты не пожелаешь ездить в поля с дербником или пустельгой, а после сарацинского скакуна тебе не захочется пересесть на гунтера. Так и с Дивным Народом. Полюбивший чародейку смертный обречен ее потерять – и тогда он или уйдет на поиски той, кого никогда не сможет забыть, или зачахнет под гнетом воспоминаний, как дерево под снегом, или медленно сойдет с ума и умрет, проклиная ту, что отравила его жизнь своим сладким ядом.Закат накануне Иванова дня они встречали втроем – Тьерри Дюбуа, младший сын рыцаря Жерара, владетельного сеньора этих мест, Дональд, милостью Божьей менестрель при дворе его отца, и Гафт, старый волкодав рыцаря.
Дональд подслеповато щурился, подтягивая колки лютни, перебирал струны и порой бурча л себе под нос, Тьерри сосредоточено приматывал к древку лезвие рогатины – Жерар, пусть и дальний потомок норманнов Вильгельма, воспитывал сыновей по-старому, считая уход за оружием делом, не унижающем достоинства даже знатного сеньора. Гафт же без затей дремал на вечернем солнышке, лишь иногда тихо поскуливая во сне.
Первым молчание нарушил Тьерри:
- Уф-ф, вроде закончил. Черт бы унес того кабана, что сломал древко – из-за проклятой твари провозился весь вечер.
- Погоди, вот услышит тебя отец Альберт, да наябедничает отцу. Сколько раз говорить тебе – не чертыхайся вслух, - с показной суровостью проворчал старик, откладывая лютню. – Похоже, завтра придется мне менять струны, - вот и займусь, пока вы с отцом будете в полях.
- Клянусь святым Дунстаном, завтра я отомщу кабаньему племени за поломанную рогатину – на пробу взмахнув рогатиной, провозгласил Тьерри.
- И давай поменьше клятв – ни к чему это, - настроение менестреля, похоже, напрямую зависело от суммы затраченных впустую усилий. – Или Альберт не рассказывал тебе о том, что Господь карает за клятвопреступление?
- Какой ты мрачный, Дональд, прямо как сыч на солнце, - звонко рассмеялся юноша. – Альберт многое рассказывает мне, - почему-то именовать священника «отцом» собеседники не дали себе труда, - но это так непохоже на твои сказки…
- Они не мои, Тьерри, - покачал головой менестрель, - о, нет. Я слышал их от своего отца, а тот от деда, а уж откуда знал их дед, я не знаю. Не иначе, наш род знал эти предания со времен, когда Народ Холмов жил по соседству с нами.
- Народ Холмов.._- задумчиво протянул Тьерри. _ Интересно, откуда они все таки взялись. Альберт рассказывал что-то о язычниках, чересчур хороших для ада, но рая не заслуживших…
- Разное говорят об этом, мой мальчик – Тьерри не обратил не малейшего внимания на фамильярность старика – возможно, в силу привычки. – Кто говорит, как и Альберт, о душах добрых язычников, кто-то, как и мой дед, - о том, что волшебный народ жил здесь задолго до появления сынов Адама, кто-то считает их порождением Дьявола – хотя они и были здесь задолго до основания Гластонберри. Да и не в этом суть. Будь они язычниками, христианами, или сатанинским отродьем, - старик размашисто перекрестился, его примеру последовал и мальчик, - добрым людям стоит держаться от них подальше.
- Почему, Дональд? Неужели все они так ненавидят людей, или так кровожадны? Ты ведь сам рассказывал мне, что среди них есть благородные рыцари, прекрасные дамы, искусные музыканты и умелые мастера..
- Все верно, - кивнул Дональд, - но ты забываешь о главном, Тьерри. Они не люди. Их клятвы и обещания, которые они дают нам, невесомы как листва на осеннем ветру – ведь не будешь же ты, к примеру, держать клятву, данную тобой Гафту? – услыхав свое имя, пес удивленно приоткрыл глаза и пару раз дернул хвостом.
- Нет, но…
- Вот и они не будут, - перебил менестрель Тьерри. - Даже если они не злы по сути своей, то покуражиться над нами они никогда не упустят случая. Но и промеж собой они дружны, как волк и лисица – Народ Холмов враждует с горными карлами, черные псы гоняются за блуждающими огоньками, а Дикий Охотник убивает лесных дев..
- А почему он охотится за ними, Дональд?
- О, это долгая история, - усмехнулся старик. – Окажу-ка я услугу отцу Альберту и покажу тебе, как плохо давать дурные клятвы.
- Когда-то давно, - напевно , искусно перекатывая слова, повел свой рассказ Дональд, - когда и отца моего деда еще не было на свете, жил где-то в западных графствах славный парень Мэттью. Послушать жителей запада, так все лучшее на свете находится в тамошних краях, но тут случай и впрямь особый. Был он лесничим, да таким мастером своего дела, что тамошнему лорду на него не нарадоваться, да и вилланы, даром что не позволял им лишнего, хвалили его за лихость и храбрость. По следу хоть весь день мог идти, вепря брал один на один, собак понимал так, что нашему Уолтеру и не снилось. С людьми, правда, был неуживчив, но как по мне, - для лесничего в том нет большого порока.
Славный был парень, да угораздило его как-то раз повстречать в холмах деву из Народа Холмов…
- А она была красивая?
- Не знаю, Тьерри. Разное о ней говорят. Кто-то – о серебряных волосах и кречете на руке, другие – про зеленый плащ и ее белую кобылицу. Народ Холмов и верно, красив – но это красота льда под зимним солнцем, которая пропадает, когда ты берешь в руки льдинку.
Рассказывают, что Мэттью встретил ее в холмах, где она охотилась, и после того семь лет никто из людей не видел его. Верно, парень ей приглянулся , и она взяла его с собой в Волшебную страну.
Ты ведь слышал истории о Томасе из Эрсилдуна, или о Диком Эдрике. Любовь сыновей Адама к девам Народа Холмов редко кончается добром. Поохотившись с кречетом, ты не пожелаешь ездить в поля с дербником или пустельгой, а после сарацинского скакуна тебе не захочется пересесть на гунтера. Так и с Дивным Народом. Полюбивший чародейку смертный обречен ее потерять – и тогда он или уйдет на поиски той, кого никогда не сможет забыть, или зачахнет под гнетом воспоминаний, как дерево под снегом, или медленно сойдет с ума и умрет, проклиная ту, что отравила его жизнь своим сладким ядом.
Так вышло со многими, но не с Мэттью, о нет. С ним все было иначе…
..Когда кони поднялись на меловой холм, она первой нарушила затянувшееся молчание:
- Ну вот и все, Мэттью. Семь лет подошли к концу. Ты ведь помнишь наш уговор, надеюсь?
- Век бы мне о нем не слышать, - зло бросил ее спутник, дернув повод так, что его вороной от неожиданности дернулся и укоризненно покосился на хозяина. – Верно я понимаю, что больше тебя никогда не увижу?
- Да. Это ни к чему ни мне, ни тебе.
- Почему ты уходишь? Зачем тебе это? Ведь я бы с радостью умер подле тебя, - в голосе лесничего звучало отчаяние.
- Мне не нужна твоя смерть. Но и жить подле меня ты не сможешь. Мэттью, ведь я помню еще пришедших на остров римлян и переживу правнуков ваших королей. Люди столько не живут, а бессмертным тебя я не сделаю. Эти семь лет были славным временем, но продлить их я не могу.
- Вернешься к своему мужу?
- Едва ли, - когда голова качнулась, в самоцветах венца блеснули лучи заходящего солнца. – Мой царственный супруг наслаждается жизнью и без меня. Но не буду лгать, в одиночестве я не останусь.
- Лжешь, – вороной опять всхрапнул и дернул головой, пытаясь ослабить рывок поводьев.
- Народ Холмов никогда не лжет. К чему нам это… Ложь – удел детей Адама.
- Да Дьявол тебя побери с такой правдой!
- Ты знал, на что идешь, Мэттью, не веди себя как обиженный ребенок - в журчащем ручейке голоса зазвенели льдинки. – Сумей остаться в моей памяти сильным и гордым – как тот юноша, которого я повстречала в этих холмах.
- А что это изменит? - Мэттью сгорбился в седле, словно на плечи ему вдруг упал тяжелый медвежий плащ. – Ведь ты все равно покинешь меня…
- Я могу сделать так, что ты станешь зятем здешнего лорда…Не помню, как его зовут – по лицу женщины проскользнула мимолетная улыбка – ведь ваши вожди сменяются чересчур быстро для нас.
- После тебя взглянуть на смертную женщину.. Леди, верно шутит, - а вот улыбка на загорелом лице напоминала волчий оскал.
- Что ж, не буду настаивать, - небрежно пожала она плечами. – Ты остаешься хорошим следопытом и охотником – любой сеньор будет счастлив появлению в своих землях такого человека, только держи язык за зубами. А теперь прощай, Мэттью.
Лучи заходящего солнца заиграли на зелени платья, когда белая кобылица начала спуск с холма.
-А теперь ты послушай меня, эльфа, - в голосе Мэттью было что-то такое, от чего ее рука сама потянула повод на себя. – Послушай, и крепко запомни то, что я скажу. Ты выкидываешь меня, как поломанную стрелу, выбрасываешь меня за порог, как больного пса. Но я не игрушка в твоих руках, леди, и мне плевать на те игры, к которым привык твой народ. Видит Бог, я хотел быть псом у твоих ног, кречетом на руке и стрелой в твоем колчане. Ты прогоняешь меня прочь – так берегись.
- Мне – бояться тебя? Мэттью, ты всегда умел меня позабавить, - улыбка, как лед под зимним полуденным солнцем.
- Теперь ты будешь потешать меня, эльфа, - хрипящий жеребец был бы рад убежать прочь, чуя лютую злобу своего седока – звери чуют такие вещи куда лучше, чем люди. – Я ушел от людей к твоему народу – вернуться назад у меня не выйдет. Я любил тебя больше жизни – для тебя это было очередной забавой. Меня не услышит Бог, так пусть мою волю выполнит Дьявол…
- Продолжай, - кречет вскрикнул и замахал крыльями. – Это становится весьма и весьма интересным.
- Я убил бы тебя прямо здесь – но я знаю - мой нож не причинит тебе вреда, мои псы не смогут пройти по твоему следу, а конь проскачет мимо тебя, как сквозь паутину по осени
- А, так ты тоже хочешь убить меня. Забавно – со времен Брана Благословенного ничто не поменялось. Ты не первый и не последний, Мэттью..
- О нет, благородная леди, я первый и последний, - пальцы Мэттью до хруста сжали поводья. – Я не стану тосковать о тебе и издыхать, как раненная лиса в норе. Моя задумка получше. Я отдаю себя во власть того, кто охотится ночью в холмах, чьи псы белы, а стрелы не знают промаха. Тому, кого боится даже твое племя. Тому, кто поймет мою страсть к охоте – и оценит выбранную мною добычу. Кого я славно потешу веселой травлей…
- Ты не посмеешь.. – в голосе страх. Такое непривычное, позабытое – а то и вовсе незнакомое жителям Волшебной страны чувство.
- Не посмею? Я? – веселая злоба, с грохотом разбивающая остатки здравого смысла.- Услышь меня, Владыка Охоты, услышь и исполни мою волю. Я был человеком – но это в прошлом, теперь я – стрела в твоем колчане, пес у твоего стремени и подкова твоего скакуна. Я отдам тебе все, – а взамен я прошу у тебя одного: мести! Услышь меня, Охотник – ведь ты знаешь, как это сладко – идти по следу зверя, видеть ужас в глазах добычи и мановением руки вырывать из трепещущего тела душу…
Где-то далеко в холмах завыл волк. Слишком рано для простого хищника. Похоже, желание лесничего услыхали…
- Говорят, - прикрыв глаза, продолжал свой рассказ Дональд, - что псы Мэттью превратились в змей, глаза коня запылали алым огнем, а у всадника над головой проросли ветвистые рога. Возможно, это и выдумки, но доподлинно известно – с тех пор Дивный народ страшится появляется в зеленых холмах вечерней порой. Тем из них, кто встретит Мэттью после заката солнца, не позавидуешь. А особенно девам холмов, что вынуждены расплачиваться за совершенную когда-то женщиной из их рода ошибку. Мэттью был неистов в любви и на охоте – и видит Бог, глупым было считать, что за семь лет дикий волк превратится в ручного зверя - то, как она поступала с прежними своими любовниками, оказалось для него неподходящим. Грешно говорить так, но самым мудрым для той девы было убить его, или погрузить в вечный сон. Но народ Холмов редко меняет свои привычки
- Дональд. А он все таки убил…ее? – нарушил затянувшееся молчание Тьерри.
- Не знаю, Тьерри. Не буду лгать тебе, мой мальчик..
Когда Гафту надоело затянувшееся молчание, он встал, потянулся и побрел через двор. И то правда – за сказкой Дональд и Тьерри не заметили, как начало темнеть. Как ни долог летний день, его все равно сменяет ночь.
А ночью в зеленых холмах всякое может случиться..
@темы: librarium veneficae